Десять лучших нон-фикшн книг этой зимы

учших нон-фикшн книг этой зимы

Игорь Бондарь-ТерещенкоАрт-критик, журналист, специально для Styler
 
 Публикации автора
 
 
 Публикации по теме
 
 
ИНТЕРВЬЮ
 
 
 
 
Фото: Зима - лучшее время для чтения20 января, 2016 | Досуг
 
се остальное - слезы на воде, связи на киселе, архитектурные дали и ближайшее кривое горе всесоюзного опыта, сломавшее механизмы памяти о нашем недавнем прошлом.

Віктор Неборак. "Лексикон А.Г." - Івано-Франківськ: Лілея-НВ, 2015. - 576 с.

Вполне карнавальный мемориал одного из участников легендарного "Бу-Ба-Бу" - это своеобразный отчет на полтысячи страниц, оформленный в виде энциклопедии современной украинской литературы. Понятное дело, частной, как того хотел ее составитель. Впрочем, уже в первом по счету рассказе о неофициальных сходках поэтов в Киеве 80-х понимаешь, что "частным" может быть разве что авторское мнение об этом.

Хотя, какая разница, в каких советских учреждениях - университетах, редакциях или издательствах - работал тот или иной "поэт-нонконформист", если среди них такие будущие звезды нашей литературы, как Тарас Малкович, Василь Герасимьюк или Аттила Могильный. Собственно, об отношении самого автора лексикона к подобному звездопаду в контексте будущих поколений - в разделах "Ответы Виктора Неборака на вопрос" - Екатерине Щоткиной, Александру Ирванцу, Сергею Жадану.

"Радість контакту. Розмови з Тарасом Прохаськом" - Брустури: Дискурсус, 2015. - 208 с.

В этом сборнике интервью речь идет об удовольствии уже не от текста, а от самого лишь "говорения", которое, по мнению составителя Василя Карпьюка, вполне может быть литературой. Кстати, из наиболее удачных "литературных" разговоров с Прохасько - Оли Вишни и Тараса Малого. Более известные интервьюеры не говорят, а вещают, порой затмевая "разговорную" славу нашего героя.

"Есть очень важная характеристика эпохи, - объясняет он, - где надо понимать, что голос писателя порой размыт в море общих голосов. И не согласиться с писателем очень легко: просто написать, что ты козел или еще что-то вроде этого, что ты тут гонишь, иди уже на помойку... И это такая особенность времени, которую нужно принять".

Игорь Померанцев. "Поздний сбор" - Черновцы: Meridian Chernowitz; Книги - ХХІ, 2015. - 296 с.

По большому счету, книга Померанцева - отнюдь не откровенный гимн алкогольной культуре, как, например, у корифеев жанра вроде Чарльза Буковски или Венедикта Ерофеева, а демонстрация образа жизни, которую можно оправдать одним-единственным словом "букет". То есть автора интересует не просто цвет, вкус и запах определенных сортов вина, упоминаемых в "Позднем сборе".

Это даже больше, чем алкогольное кредо "ни дня без рюмки", как можно подумать, лишь заглянув в прейскурант его глав: "Плечом к плечу у стойки бара", "Магический бокал", "Столовые вина, настольные книги", "Украина: винная привычка". А все потому, что тексты Померанцева - это настоящая бакалея жизни, нутро жанра и обратная сторона "творческого" алкоголизма.

Рябчій. "Двічі по десять: обличчя і голоси" - Л.: Видавництво Анетти Антоненко, 2015. - 240 с.

Очередной знаковый сборник бесед и разговоров - переводчика и критика, также известного, как журналист Иван Тюссо - это кунсткамера фигур, музей восковых валиков и бесспорных фонографов вечности, где "европейские" и "украинские" авторы поделены поровну. Таким образом, десять украинских и десять зарубежных писателей (из Бельгии, Франции и Швейцарии), которых расспрашивает про жизнь, литературу и вообще про все на свете любопытный автор.

И знаете, что радует в этой шумной какофонии мыслей, сентенций и просто возгласов "что теперь скажете?" То, что начинались разговоры давно, когда "европейское" и "украинское" существовали отдельно, не успев слиться в геополитическом экстазе - по крайней мере, в мечтах наших интеллектуалов. Которые не должны идти в политику, как отмечает один из собеседников Валерий Шевчук, ибо это, говорят, не комильфо.

Александр Эткинд. "Кривое горе: Память о непогребенных" - М.: Новое литературное обозрение, 2016. - 328 с.

Автора далеко заводит речь, если уж говорить о культурной памяти после социальной̆ катастрофы. Поскольку в этой сложной среде сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. И проблема в том, что в современной науке о прошлом, которой, как известно занимается актуальная история - словно в приснопамятном советском интернате - много знакомых и друзей (тем и предметов разговора), а родни как не было, так и нет.

Наверное, именно поэтому новая книга Александра Эткинда о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби довольно непроста, Будучи посвящена тому, как отразился опыт репрессий на советской и постсоветской культуре, она напоминает дайджест наших отношений с прошлым, а не домовую книгу рядового жителя империи.

Екатерина Марголис. "Следы на воде" - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015. - 400 с.

"Следы на воде" - это биографическая сага о форсунках, сквозь которые продуваются капилляры памяти, обосновавшейся на всех семи холмах безводной пустыни застоя. Но как бурлила тогда жизнь! Как она мирволила, журила, словно бы и не Пастернак, а другой, еще не отмеченный мемориальной доской на глухой стене Литинститута, вдыхал ее аромат на троллейбусной остановке.

"Пахло елкой и мандаринами, - уточняет автор. - Пахло так, как будто никакой советской власти не было и быть не могло". А дальше жизнь девочки-подростка заканчивается, поскольку следует чаемая остановка в пути, хоть и не в пустыне. То есть там, где, Бродский гасил сигареты о сырой пол, не вставая с кровати в гостиничном номере. И заканчивается не в последнюю очередь оттого, что "приезжающий в Венецию путешественник оказывается или на вокзале, или на пьяццале Рома - последнем оплоте современного механизированного мира".

Сергей Солоух. "Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека "Похождения бравого солдата Швейка" - М.: Время, 2015. - 832 с.

По мнению автора книги, единственный и классический перевод истории про Швейка - это полная и абсолютная русификация. Просто случилось так, что сотрудник советского полпредства в Праге и заодно переводчик Гашека взял и поменял местами Европу с Азией.

"Освободив текст от всего национального и специфического, непонятного и неприятного, сделал роман о западных славянах своим, родным", - узнаем мы из цеховых тайн перевода. И поэтому труд известного прозаика и эссеиста Сергея Солоуха, сотворившего увесистое чудо комментариев, уникален. Поскольку возвращает читателя в эпоху и культурную среду, частью которой по праву был чешский оригинал.

Джонатан Котт. "Сьюзен Сонтаг. Полный текст интервью для журнала Rolling Stone" - М.: Ад Маргинем Пресс; Музея современного искусства "Гараж", 2015. - 128 с.

В этой книге-интервью известная эссеистка, писательница, драматург, кинорежиссер и общественная деятельница Сьюзен Сонтаг (1933-2004) являет нам пример эстетического стоицизма и сугубо "авторского" осмысления жизни.

Полифония тем, мультикультурность мышления, расцветающий от книги к книге логоцентризм восприятия мира и экзальтация разума - таким во все времена был интеллектуальный портрет нашей героини. И поэтому довольно многие темы были озвучены во время ее встречи в 1978-м году со своим бывшим студентом, ставшим европейским редактором журнала Rolling Stone.

Говорили о психологии рака в фильме "Жизнь взаймы" и в своей личной жизни, о стыде и вине во Вьетнаме, о ловушке тела и о Ницше и Мопассане, умерших от сифилиса. А еще о хиппи, нелюбимых из-за своего антиинтеллектуализма, певице Патти Смит и неожиданно - о звезде 50-х Билле Хейли и его "Кометах".

Дональд Рейли. "Советские бэйби-бумеры" - М.: Новое литературное обозрение, 2015. - 544 с.

Книга профессора Университета Северной Каролины исполнена в жанре "устной истории" и посвящена советскому аналогу американского поколения бэйби-бума - детям холодной войны, которые сегодня играют заметную роль в социальной жизни.

Соответственно, про свое послевоенное детство, отрочество и юность автору исследования рассказало целых два класса выпускников - в общей сложности шестьдесят человек - но выпускников, ясное дело, далекого 1967 года. Причем московских и саратовских - наверное, для того самого что ни на есть социального контраста. Поэтому речь не совсем о золотой, а скорее об обычной послевоенной молодежи, жившей в необычные времена, когда первый человек полетел в космос, и вторым мог быть любой из них, несмотря ни на какие холодные войны, ядерные угрозы и близкую сердцу кукурузу родных идеологических полей и прочий питательный политпросвет.

Том Уилкинсон. "Люди и кирпичи" - М.: Альпина нон-фикшн, 2015. - 328 с.

Эта удивительная книга структурирована, словно захватывающее путешествие в историю зодчества. И ехать нам далеко, ведь все артефакты в этой архитектурной саге удалены друг от друга во времени и пространстве: из Древнего Вавилона мы попадаем во Флоренцию эпохи Возрождения, после плавно переносимся в Пекин рубежа XVIII-XIX веков, а там уж и Лондон 1930-х годов, не говоря уже о современном Рио-де-Жанейро.

Отчего такой разброс? Джингереберская мечеть в Тимбукту, автомобильный завод в детройтском Хайленд-парке, палаццо Ручеллаи во Флоренция. Дело в том, что кажущийся хаос, из которого автор собирает личную коллекцию, вполне объясним с точки зрения постмодернистской науки.

"То, что обнаруживается в историческом начале вещей, - предваряет книгу эпиграф из Мишеля Фуко, - это не идентичность, еще сохранившаяся от их происхождения, это распря других вещей, это несоответствие".

Styler, РБК-Украина, Игорь Бондарь-Терещенко, 20.01.2016